Скандал в очереди. Да, в Германии тоже бывают очереди. Небольшие супермаркеты экономят на персонале, глядя как носятся два несчастных продавца на весь магазин, то разгружая картонки, то метаясь за кассу, хочется выйти из супермаркета и уже больше в него не заходить никогда, из ненависти к рабовладельчеству.
Вот и сейчас, огромная очередь к кассе, я как всегда — зашел за баночкой маринованных перчиков, а нагреб два килло мяса, пачку молока и коробку помидоров и прижал все это к животу, чтобы не разронять, в такую жару это даже приятно — мясо нежно холодит мне пупок. Да и интересно иногда остановится, поглазеть на мир из статического положения стоящего в очереди, тогда мир становится похож на документальное кино.
Однако сейчас, впереди слышен разгорающийся скандал, жарко, душно, очередь, все понятно.
Выглядываю из за плеча бородатого толстяка, собачий рефлекс старого охранника дискотек — «Кому в лоб?» Вижу двух молодых, черных до эбонитовости африканок с огромной тележкой еды, эдакие африканские богини плодородия, худые только. Ну, сейчас эти тележку двоем сьедят и потолстеют, наверное.Между ними стоит пожилой седоватый дядька-немец в очках, с маленькой корзинкой.
— У меня всего пакет печенья к оплате, а у вас в корзине масса продуктов!!!
— Это не играет никакой роли, мы не обязаны вас пропускать!
— Но это не цивилизованно! Запомните — мы живем в Европе, в Германии…
Отмечаю про себя — ох, зря он это сказал…
— Какое это имеет значение! Мы не хотим вас пропустить вперед, при чем здесь Германия, старый вы дедушка!
— Это всегда так! Только немцы в Германии должны быть толерантны, остальные национальности — нет!
— Иди в жопу, дедушка-расист!
— Я не расист, я настоящий немец, у меня только печенье, а у вас корзина еды!
Все понятно — одна африканка, взяв бутылочку колы, заняла очередь, а подружка шарилась с большой тележкой, пришел этот мужик и встал за первой, пришла вторая негритянка и встала к своей подружке. Оно, вроде, и так можно и по другому. Ну, я же могу занять очередь и подождать друга, это по правилам, а с другой стороны, действительно по человечески хорошо пропустить впереди себя человека, который зашел всего стакан сока взять. Так что налицо конфликт понятий с правилами. Я за понятия! Однако конфликт разгорается.
Старый немец, возмущенный до раскраснения тем, что его классифицировали как дедушку, пытается резкими движениями передать кассиру свою пачку печенья, протягивая руку через негритянку, та отпихивает его базарно выкрикивая: «Дедушка, дедушка, что ты делаешь!» — продавщица готовится вызвать полицию…
Очередь смущенно переглядывается. Противно все это и от этого, мы с бородачом, видимо из желания дистанцироваться от ситуации, дескать мы не такие, перешептываемся:
— Ну вот, как что, так расист…
— А давайте я ваше молоко подержу.
— Спасибо, мне удобно вполне.
Сколько раз я замечал, люди видя что-то плохое, грубое, автоматически становятся внимательней и добрее друг к другу. Самые большие акты милосердия и любви друг к другу, совершаются на войне. Не даром, только пройдя через козни дальних, увидишь в близком ближнего.
Между тем, чтобы погасить скандал, второй продавец берет печенье у красного от крови мужика (кровь негритянки ему еще не пустили, но она того гляди сама разорвет его кожу) запрыгивает за другую кассу и быстро пробивает его товар. Седой дядька уходит из магазина, победительно потрясая печеньем в воздухе — дескать, я победил, трепещите темнокожие варварки!
Негритянки машут ему в след черными ручками
— До свиданья, старый дедушка! Приходи еще!
Очередь смеется. Да и я тоже. Хотя, как-то грустно все это. И те правы и эти. А в результате — дерьмо полное. Действительно, причем здесь Германия и толерантность, ну, подождал бы ты дядька, лишних десять минут, не лопнул (как можешь лопнуть сейчас от прилившей крови) а с другой стороны, чего, вороны, вцепились в тележку свою, пробить печенье-то минутное дело…
Вот, дядька, купил печенье, а заодно в ту же цену — эмблему мото-клуба «Дедушки», блин, мне б печенье после этого в горло не полезло. И дед прав, и негры. А беда одна — любви у людей нет. Да нет, я далек от мысли что этот немецкий дед с печеньем, должен с ходу любить двух негритянок, а они его, ну, первое может еще и возможно ( разные деды бывают), но второе явно нет, покрайней мере, не за печенье.
А так как-то, вообще… Если бы у негритянок было много любви в жизни, они бы пропустили этого зануду с его печеньем и не кусали пожилого мужика, крепкими белыми зубами, ниже пояса.
А если бы у дядьки было в жизни больше любви, то он бы просто попросил его пропустить, а не стал этого требовать и возмущаться, да и просто подождать мог, не час-же ждать, по любому.
Вспомнилось, как недавно гулял с одной девушкой по жаркому вечеру и захотелось нам пить. Зашли в магазин, схватили по бутылке холодного сока, а впереди нас стояла совсем старенькая немецкая старушка. Вообще, есть такой тип старости, когда внешность становится не дряхлой, а набирает аристократичность и какую-то прозрачность, люди такие с годами светлеют и светлеют, может быть так готовясь уйти в свет полностью. И старушка эта, была из таких людей, ей было лет за восемьдесят, она едва передвигалась, видимо уже с каждой неделей теряя земной цвет и плоть, опираясь на свою тележку как на поручни. Старушка посмотрела на нас и осторожно вытянув дрожащую руку, делая приглашающий жест, сказала — «Проходите, пожалуйста, вперед.»
— Да нет, ну что вы, у вас тоже немного в корзинке.
— Проходите, проходите пожалуйста…
Мы быстро расплатились за напитки, обернулись сказать старушке спасибо и услышали как она говорит улыбающемуся продавцу, тихо совсем, как листья опавшие шелестят.
— Они еще молодые и у них мало времени. А я уже стара и у меня теперь времени мно-о-о-го…
Я б эту бабушку схатил в охапку и расцеловал просто!
Может быть тут бы ей и конец пришел, но как бы я хотел, быть в старости таким как она.
Таким, как говорила Фаина Раневская :»… а в старости надо добреть и добреть, каждую минуту.»
И начинать надо уже сейчас.