На мой взгляд, это гимн жизнеспасающей находчивости.
В начале 90-х, про которые сейчас и вспоминать-то страшно, доктор в московской городской больнице ощущал себя ровно на фронте. За год в заведении, где я работал, дважды приходили киллеры и довершали недоделанное, подходили к процессу деловито, со сноровкой. В конце концов, администрация завела охрану, которую киллеры и построили по стенке вместе с медперсоналом в следующий свой приход, прочитав при этом лекцию о том, что такое хорошо и что такое плохо в работе охранника.
Короче, скучать не приходилось. Докторам могло перепасть по полной программе.
Так было и в Склифе, куда привезли подстреленного на разборке чечена. Пообещав доктору-реаниматологу, который пациента принял, яйца отрезать, ежели чечен помрет.
Сели всем бандитским коллективом ждать под дверью реанимации.
Доктор пациенту в трахею трубу воткнул, подключил аппарат искусственного дыхания, распорядился по поводу вливания различных растворов и призадумался. Было над чем: характер повреждений у чечена не оставлял яйцам доктора хоть сколько-нибудь малого шанса. Фактически, доктор интубировал уже труп.
Он мысленно проверил, все ли докторские части еще на своём месте, вздохнул и вышел к нохчам в коридор.
«Ну?» — спросили те, что-то перебирая в кармане. Никак, сушеные докторские яйца, встрепенулось у реаниматолога.
«Мне удалось почти невозможное!» — моисеевым голосом возвестил он. Чечены загудели и обступили его. «Мне удалось задержать его между жизнью и смертью, — стараясь сохранять самообладание, продолжал доктор. — Здесь есть родственники?». Вперед вышли двое мужчин с низкими лбами: «Ми братья!». «Теперь всё зависит от вас, — старательно дрогнул голосом доктор. — Сейчас я проведу вас к нему, и вы будете его звать. Если он захочет вернуться, то, слыша ваши голоса — вернется. А если не вернется — значит, не захотел!».
С трудом впихнув чеченов в белые халаты, повел их в реанимационный зал, чувствуя себя партработником, выдавшим молодежи путевку на целину. Какое-то дребезжание совести внутри ощущал, но эти жалкие звуки с лихвой перекрывал дикий рёв инстинкта самосохранения.
…Полтора часа нохчи что-то кричали на своём птичьем языке в уши родственнику — один в одно ухо, другой в другое. Доктор это время провел с баночкой спирта в ординаторской.
Пришли наконец, сняли халаты, сказали: «Нэ захотел…». И ушли не попрощавшись.
А доктор пошёл в хирургию, за ещё спиртом. По пути разговаривая вслух со своими тестикулами.
А наутро он уехал домой и был у них с женой еще один медовый месяц.