После прихода к власти в России Владимира Путина его предшественник, первый демократически избранный президент страны Борис Ельцин фактически стал пленником Кремля: все его телефоны прослушивались, его максимально ограничивали в действиях, а затем — и в контактах. Сам Ельцин об этом прекрасно знал, но никогда не возмущался, не желая проблем для своих родных и близких. Об этом рассказывает бывший премьер РФ при Путине, а ныне оппозиционер Михаил Касьянов в своей книге, которая выходит в начале октября. Она написана в соавторстве с известным журналистом Евгением Киселевым, и ее отрывки публикует в понедельник журнал The New Times.
Касьянов был первым из премьеров, кого назначил не Ельцин, однако едва ли не единственный из них, у кого с первым президентом России сложились неформальные дружеские отношения. По словам Касьянова, поначалу, когда Ельцин ушел в отставку, он очень активно интересовался происходящим, приглашал к себе на дачу министров, расспрашивал, как идут дела, что нового. Однако вскоре этому положил конец Путин. Он «вежливо попросил» премьера устроить так, чтобы члены правительства перестали беспокоить Ельцина — якобы врачи не рекомендуют такие встречи. По сути это был приказ — «больше никому к Ельцину не ездить», вспоминает Касьянов.
— ТВ-эксперт Лесневская: «Ельцин при Путине молчал, опасаясь за детей и внуков»
Сам экс-премьер перестал видеться с Ельциным в 2006 году, накануне его 75-летия. Как рассказывает Касьянов, Борис Николаевич хотел отметить юбилей свободно и неформально, собрав своих друзей. Он с удовольствием обсуждал программу вечера, какие гостям приготовить сюрпризы… Но Путин разом все изменил, распорядившись провести официальные празднования в Кремле. При этом организаторы, конечно, сами решали, кого позвать на юбилей, а кого нет.
После этого, по словам Касьянова, Ельцин окончательно понял, что живет, как птица в золотой клетке, и это безусловно было для него трагедией. Однако сам он публично не критиковал Путина, лишь несколько раз позволил себе в весьма осторожных выразить недовольство некоторыми неконституционными и антидемократическими решениями. По мнению экс-премьера, Ельцин хранил молчание добровольно и осознанно — чтобы не создавать проблем родным и близким в настоящем и будущем.
Ельцин также жаловался, что его телефоны прослушивают. Так, во время последней встречи Касьянова с Ельциным в больнице, где тот лежал с переломом шейки бедра, Борис Николаевич настоятельно советовал все время менять телефоны, чтобы избежать прослушивания. «Купите их побольше, самых простых, чтоб не жалко было. Берете один, поговорили и тут же выбрасывайте, берете другой, говорите и — туда же, следующий — и снова выбрасывайте!», — говорил он.
По словам Касьянова, Ельцину было тяжело видеть, как все возложенное им на алтарь построения демократического общества разрушается тем человеком, чей приход во власть он сам обеспечил. В частности, его возмущали те циничные шаги, которые предпринял Путин после захвата школы террористами в Беслане, или решение об отмене выборов губернаторов. Однажды он сказал: «Жаль, что так сложилось, что я тогда ушел. Я только теперь понял, как бы мы с вами, Михал Михалыч, еще поработали!»
«В любом случае надо признать: первый президент России сам согласился на несвободу. Он заплатил за это очень серьезным внутренним дискомфортом», — делает вывод Касьянов.
На вопрос Киселева о том, как он сам оценивает роль Ельцина в истории России, Касьянов заявил, что она безусловно положительна «в сухом остатке истории» — несмотря на множество трагических ошибок, неправильных решений и лихих «загогулин». «При Ельцине произошла невероятная трансформация страны. Благодаря своим инстинктам настоящего политика он чувствовал, что нужно делать, и, решительно действуя с присущими ему медвежьими повадками, парализовывал и проламывал чудовищное сопротивление системы, — убежден Касьянов. — Да, все тяготы и невзгоды того периода были взвалены на плечи простых российских граждан. За это он и попросил у них прощения со слезами на глазах в последний день уходящего 1999 года. Это была вовсе не слабость, а искренний поступок сильного политика, умеющего признать свою вину и свои ошибки и покаяться за них перед людьми. Что ни говори, фигур, сопоставимых с ним по масштабу личности, у нас теперь нет».