Фашизм

ЦИК отказал сегодня КПРФ в праве проведения референдума по вопросу повышения пенсионного возраста. Основание — некорректная формулировка, допускающая многозначное толкование и прочее бла-бла-бла. Формулировка отказа универсальная: ее можно применять бесконечно к любому варианту вопроса.

Строго формально существует конституционное право на проведение референдумов, но оно выхолощено, как и право на свободу собраний, митингов, демонстраций. Власть присвоила себе право регулировать права народа вплоть до полной их ликвидации. Попробуй воспользоваться правом на митинг — без разрешительной процедуры, что само по себе дичь и нонсенс с точки зрения реализации конституционного права, любой рискнувший будет привлечен к ответственности. С референдумом та же история — только попытка реализовать свое конституционное право привела к известному уголовному делу и посадке. Фашизм другим не бывает. Во всяком случае начинается он точно так. Для страны, заплатившей миллионами жизней за победу над фашизмом, совершать переход в это состояние, безусловно, чистой воды предательство памяти погибших. Не зря нынешние руководители России по какой-то мистической причине драпируют главную трибуну страны, на которой стояли настоящие победители — даже при их запредельном цинизме рисковать становиться на место тех, кто победил их идейных предшественников, явно не хочется.

Отказ в проведении референдума не окончательный — если изменить формулировку на выхолощенную и соответствующую запросу власти, возможно, парадно-показательно и проведут. Если не референдум, то какой-нибудь «всероссийский опрос». Однако проблема не столько в результате референдума (тут как раз у власти сомнений нет — он будет такой, как закажут. Заказали 70/70 на последних выборах — получите и распишитесь). Проблема в том периоде, когда будет разрешены обсуждение и агитация. Власть контролирует телевизор — это правда. Самая мерзкая мразь из всех возможных, естественно, забьет эфир в режиме 24/7. Но закрыть рот наглухо всем за пределами телевизора не получится. Чисто технически. И это создает элемент неуверенности — нынешние чувствуют себя спокойно только тогда, когда они контролируют вообще всё, а оппонента либо лишают слова, либо заплевывают его толпой. Малейшая конкуренция — они просто разваливаются. Не зря Путин никогда не рисковал на настоящие публичные выступления с настоящими оппонентами. Он хорош и убедителен только в режиме монолога.

читать дальше →

Дмитрий Губин

От моей немецкой квартиры до бывшего нацистского концлагеря в Дахау электричкой ехать час.

Я живу в Аугсбурге — 300–тысячный зеленый такой университетский городок, бывший текстильный центр. В минуте — старая красильная башня: с нее вывешивали на просушку рулоны ткани. Выглядело впечатляюще, так что идею длинных узких знамен быстро заграбастали нацисты, большие мастера наглядной агитации. Как выглядел восторженно зигующий Аугсбург, увешанный алыми полотнищами со свастиками в белом круге, можно увидеть в музее текстильной промышленности рядом с башней. В кинозале там хроника нон–стоп: сначала нацисты и красоты тоталитарного стиля, потом — порубленный в крупу бомбардировками город, потом — возвращение на руины тех, кто выжил.

Не уверен, что каждый немец знает дату вторжения Гитлера в СССР, но ни у одного немца нет шанса дожить до совершеннолетия и не быть ткнутым в прошлое: в Дахау, в Бухенвальд, в бесконечно повторяемую хронику (свастики, бомбежки, руины). Поднимаешься на верхотуру башни при ратуше, но, прежде чем глянешь на город со смотровой площадки, десять раз увидишь минувшее. Вот пышная Бавария при Гитлере. Вот уничтоженная Бавария. Это вбивают в голову с детства. Процесс денацификации, запущенный в ФРГ после войны, не прекращается и сегодня. Это не Гитлер–выродок пришел и устроил, это все немцы виновны, это все немцы признают, это все немцы в содеянном каются.

читать дальше →

Но лента-то все равно, конечно, наполовину российская. И вот кто-то жалуется, что билеты дорогие, кто-то поддерживает чемпионат, кто-то радуется, как сейчас офигенно на Красной площади и Никольской, где гуляют толпы фанатов со всего мира, и мы, мол, не такое уж говно, вполне себе ервопейский город, у нас еще есть будущее, кто-то пишет про дико скакнувшие цены на все, кто-то обсуждает турнирные таблицы, кто-то просчитывает шансы на выход из группы, кто-то вешает себе на аватарку «Я болею за Россию» — а ты сидишь, смотришь на все это, и даже нахуй уже посылать не хочется.
Сенцов голодает сегодня тридцать второй день. Тридцать. Второй. День. Вчера на фронте убит еще один парнишка. Двадцать шесть лет. Микола Вільчинський. Жена и двое детей. Четыре года назад в этот день был сбит «Ил» с десантниками при заходе на аэропорт Луганска. Пятьдесят четыре человека. Сам ты, после попытки твоего убийства, сидишь в бункере со сломанной в очередной жизнью, и думаешь, как, блин, начать все сначала.
И вот читаешь все эти мемасики про футбол, и…
Пару лет назад еще взорвался бы: «Что вы несете? Какая нахуй Никольская? Какой нахуй футбол? Ваша ебаная страна сейчас, вот прямо сейчас, убивает людей, гноит их в тюрьмах, у вас прямо сейчас второй месяц в камере медленно умирает от голода захваченный Мордором насильно, словно раб в средневековье, человек с потрясающим чувством достоинства и свободы! У вас
репрессируют целый народ! У вас убивают сейчас! Понимаете? Убивают! Какой нахуй Мундиаль? Вы вообще уже ебанулись?»
А сейчас нет. Даже этого нет.
Настолько уже этот разрыв, этот водораздел непреодолим. Настолько уже разошлись в разные стороны, такая уже пропасть, настолько уже разные, совершенно никак не складываемые обратно в один миры. Настолько тот мир существует уже где-то совсем в параллельной вселенной. Настолько там сбит уже фокус на то, что нормально, а что нет, даже у самых лучших, самых честных, самых оппозиционных его жителей…
Ров с крокодилами — и пляшите там свои пляски с Мундиалем как хотите.
Точек соприкосновения нет уже совсем.
Даже уже не хочется, чтоб такой точкой соприкосновения было уже и слово «нахуй».

https://www.facebook.com/babchenkoa/posts/1405678816199014