Тихие миллиардеры из Германии

Тео Альбрехт – один из трех самых богатых людей Германии – умер, как и жил, не привлекая общественного внимания, которого все время сторонился. Даже о его смерти в субботу на прошлой неделе стало известно только несколько дней спустя, уже после похорон в узком семейном кругу.

Мы привыкли к тому, что самые богатые люди мира владеют крупными долями в известных и публичных (т.е. торгующихся на бирже) компаниях. Это по большей части касается американцев: Билл Гейтс и Microsoft, Уоррен Баффет и Berkshire Hathaway, Ларри Эллисон и Oracle, семья Уолтон и Wal-Mart. Даже мексиканец Карлос Слим Элу (формально самый богатый человек мира) владеет долями в публичных компаниях Grupo Carso, America Movil, Altria и др. То же касается и индийцев Лакшми Миттала и Мукеша Амбани.

В Европе всё несколько иначе. Самая богатая (формально) семья континента (хотя они вряд ли согласились бы, чтобы их считали вместе) — братья Альбрехт. Неделю назад младший из них — Тео — умер в возрасте 88 лет, старшему — Карлу — уже 90 лет. Их совокупное состояние, сосредоточенное в основном в акциях торговой сети Aldi, составляет $40 млрд. При этом о жизни этих милых старичков известно очень мало. Точнее, практически ничего.


Вдумайтесь: в наш век всепроникающей прессы и электронных супертехнологий последняя фотография Тео Альбрехта была сделана в 1971 году. За почти 40 лет после этого пресса не смогла узнать о нём и его брате практически ничего, кроме самой общей информации вроде имён детей (которые, наверное, уже и сами дедушки) и каких-то обрывков данных от пресс-службы компании. И это не единичный пример. Таких скромных мультимиллиардеров в Германии ещё как минимум несколько.

читать дальше

Грабительское

Дмитрий БЫКОВ — о том, как обкрадывают Путина те, кто много едят

В лагере на чистом Селигере, где ряды опричные стройны, Вася Я. открыл в своей манере новый путь к спасению страны. Озирая строй своих посланцев*, он заметил, что в одном ряду юноша Никита Итальянцев слишком налегает на еду. Рыком заглушая скрип уключин, что прославлен блоковской строкой, он воскликнул: «Ты довольно тучен!». Да, кивнул Никита, я такой. Я люблю продукцию коптилен, мясо всякой птицы и зверья… «Если так, то ты неэффективен!» — с пафосом воскликнул Вася Я. В этот миг, томим расправы жаждой, он взорлил, как петел на насест:

— Ты ограбил Путина, как каждый, кто в России слишком много ест!

Эта фраза горестно итожит развлеченья селигерских масс:

— Путин может все. Но он не может похудеть за каждого из нас.

Думать о последствиях неловко. В тонкости я мало посвящен. Говорят, что Васина тусовка сбросила за сутки пару тонн; вследствие его протуберанцев, озаривших селигерский зал, злополучный тучный Итальянцев навсегда с тушенкой завязал; что, боясь глядеться несогласно, нынче каждый нашинский малыш отвергает сливочное масло и сосет касторовое лишь, вместо супа ест фосфалюгели, как их учит главный визажист…

Мне не важно, что на Селигере.

Я боюсь за собственную жисть.

Человек-то я по жизни мирный, скромный рыцарь прозы и стиха. В том, что я такой довольно жирный, нету перед Родиной греха. Я люблю, конечно, запах теста, мясо коровенки и свиньи, но клянусь, что жру не в знак протеста: просто жру, и просто на свои! Но теперь я вижу: мы не шутим. В корень зрит нашистский легион: это я сожрал, а мог бы Путин. Это выпил я, а мог бы он. Сколько ни горю я на работе, на жаре, в торфяничном дыму, — половина сочной этой плоти, в общем, причитается ему. Вот она, расплата за котлетки, жалкий толстомясого удел… Станут на меня лепить наклейки: эта сволочь Путина объел! Станут клеить их на наши торсы, прикреплять к раздавшимся плечам… Скоро доживем, что всякий толстый сможет выйти только по ночам, пробираясь жалобно по стенке, глядя настороженно во тьму, чтобы люди Васи Якеменки попу не обклеили ему!

Вообще же «Наши» стали прытки. Вася вправду хочет за штурвал. Значит, все, что у меня в избытке, лично я у Путина урвал? Этот страх теперь ежеминутен. Только суну в рот колбасный кус — слышу крик души: «А как же Путин?!» Сразу колбаса теряет вкус. Покупаю пару «Абсолютин», скромное справляя торжество, — обжигает мысль: «А как же Путин?! Я же отрываю от него!» Лезу к бабе — надо ж с кем-нибудь им делать то, что вслух зовется «связь», — но вступает мысль: «А как же Путин?!» И восставший виснет, устыдясь.

Братцы, представители элитки, отпрыски сурковския семьи! Я бы отдал все свои избытки, все запасы лишние свои, все свои сосиски, макароны, мягкий сыр, поджаристый кебаб, соки, коньяки-наполеоны, собственный курдюк и даже баб, я бы сбросил вес, ругаясь матом, — если б Путин, вдохновясь письмом, сделал то, что Черчилль в сорок пятом или Буш в две тысячи восьмом. Но, увы, фантазию стреножит мрачный, недвусмысленный ответ: сбрось хоть центнер я — а он не может.

То есть может все, а это — нет.

 Дмитрий БЫКОВ

http://novayagazeta.livejournal.com/232044.html

Сурков об отвратительной еде

Люди едят отвратительную еду. И нормально её едят, и считают, что она лучшая в мире. Это катастрофа.

В.Ю. Сурков рассказал активистам своих потешных полков об ужасах жизни в России.

Каким-то чудом нашего Суслова 2.0 недавно занесло в общий барак Шереметьева-1, и он вдруг увидел, как работает паспортный режим для тех, кому не положен «Зал приёма официальных делегаций». Сколько люди стоят в очередях, как всё засрано и заплёвано. Увиденное произвело на идеолога суверенной демократии неизгладимое впечатление, которым он делится с паствой.

И не приходит в голову суверенному мыслителю-государственнику спросить себя: откуда ж возьмётся иной уровень госуслуг, если номенклатура в погонах сделалась правящим классом в стране. Выбор — проще некуда: либо уважение к людям, либо к чинам и должностям.

http://dolboeb.livejournal.com/1865118.html