Картина Николая Копейкина
Поскольку текст Людмилы Петрановской о «комплексе профессора Преображенского» начинается с «запевалы», то есть меня, то, в свою очередь, поблагодарив Людмилу Владимировну, — потому что поговорить и вправду есть о чем — с себя же и начну свой ответ.
Во-первых, причислять меня, человека, воспитанного прапорщиками, к какой-то особой касте интеллигенции, комплиментарно, конечно, но неверно. Я не страдаю комплексом хорошего меня, живущего в плохом, доставшемся мне по ошибке, народе. Я с этим народом два с половиной года в одной казарме, окопе, камере просидел, а от отношения к людям свысока в этих местах отучают очень быстро.
Так что мечты просвещать народ у меня нет. Миссией сеять доброе, разумное, вечное не страдаю. О том, как народ воспрянет и освободит себя, и меня — не мечтаю. На власть, как на главного европейца, не уповаю. И поглавнее видали. Засыпать своими телами пропасть между собой и народом не желаю. По поводу отъезда решение еще не принято. И уж точно оправдываться по поводу этого решения не собираюсь.
Лично я хочу вообще только одного: свободно говорить, свободно писать, свободно зарабатывать — и не получать при этом арматурой по голове или зеленкой в лицо. Собственно, это все мои хотелки. А судьбы народа интересуют меня куда в меньшей степени.
На этом размышления о роли интеллигенции в стране — как и персональные колкости — оставляю в стороне и перехожу к сути вопроса.
Собственно говоря, многое из того, что Людмила Владимировна почему-то приписывает мне, не совсем так. Слово «народ» я вообще стараюсь не употреблять. Я вообще плохо понимаю, что это такое. Россия с Чечней, находящиеся (по крайней мере на данный момент) в составе страны «Российская Федерация» — это один народ? Я думаю, немногие после двух войн — по обе стороны — скажут, что чеченцы и русские — это один народ.
Тогда что это? То, что ведет род из общего корня? У нас 85 субъектов федерации, построенной по национальному территориальному делению.
Сообщество людей, объединенных некоей общностью? Которые могут сказать о себе «мы»? Но слово «мы» я могу употребить только к очень небольшому кругу близких людей. Вот моя семья — это «мы». Ну, наши бабушки. Это тоже мы. Еще небольшой круг родственников. А дальше? Я, Рамзан Кадыров, Игорь Стрелков, Берл Лазар и Алексей Мильчаков — это «мы»?
Полиция Чечни на параде. Фото RIA Novosti/Scanpix
Формулу «граждане Российской федерации» я еще могу принять — и то с огромными оговорками о «гражданах» и о «федерации». Или, скажем, people of Russia. Определение же «народ» максимально я могу понять в небольших национальных государствах, где большинство населения действительно так или иначе «народилось» от одного «рода», но в таких гигантских многонациональных образованиях, как РФ, слово народ мне кажется лишенной смысла конструкцией. Население России — это не народ. Это совокупность групп людей (очень атомизированных, надо заметить), живущих на одной территории, в границах одного государства.
Поэтому я стараюсь употреблять слово «страна».
Этот термин намного понятнее.
А вот что касается страны…
