Тот попутчик, о котором я теперь, достался мне всерьез: летели из Иркутска в Москву, а это все же довольно долго. Я сидел у окна, а он в среднем кресле, правее, и очень скучал, прямо маялся. Почитать, видно, ему было совершенно нечего, так что не находил и во что глаза уткнуть. То поспит некоторое время, потом проснется, покрутит головой, пошуршит пакетиком каких-то чипсов, поглядит в пустой черный иллюминатор на свое собственное отражение, пошевелит пальцем по экрану телефона какие-то картинки туда-сюда, опять попробует задремать, но нет. Наконец все-таки повернулся ко мне и осторожно — с вопроса, скоро ли уже Москва, — заговорил.
Кто я ему: незнакомый немолодой толстый мужик с бородой. Справа от него еще один такой же, но без бороды. Выбор равноценный, но разговор достался мне. Я почти его не прерывал, только изредка простым хмыканьем подтверждал, что да, слушаю, понимаю и мне интересно. И интересно в самом деле было очень. Но только так, сидя локоть к локтю, разве станешь записывать? Поэтому только в аэропорту, как прилетели, прямо в багажном зале присел на лавочке в углу, где меньше толкали, и там записал все, что вспомнил из разговора, хоть бы обрывками фраз, просто чтоб не растерять ничего.
Попутчику было лет, по моим прикидкам, едва тридцать, а может и, например, двадцать восемь.
Звали его Николай.
Николай был военный.
