«Здорово, Бим!» – «Привет, Бом! Как дела?»
Нет, не так.
«Здорово, Кисель». – «Привет, Соловей. Как дела? Что-то ты сегодня бледненький».
«По мосту шел. В последнее время, как иду по мосту, так сзади в брюках все сжимается. Я уже и новые купил, а все равно. С чего бы это?»
«И у меня синдром объявился. Рядом с Кремлем не гуляю. А ну его. Вдруг снегоочиститель попрется. Лучше за километр обойду, чем судьбу дразнить».
«Да уж до лета потерпи, у Кремля без нужды не светись».
«Я и летом зарекусь. Но вот что пришло в голову. Если б у этого бабника была своя телепрограмма, прикинь, какой бы она рейтинг наварила».
«Ой, и меня та же мысль бомбанула. Я о тебе подумал. Если б тебя на мосту…»
«А тебя у Кремля, шлепнули, ты бы в опросах подскочил…»
«До неба. Давай думать. Это же Клондайк, золотая жила! У тебя идеи есть?»
«Значит так. Полуобнявшись, как два друга (придется потерпеть), идем мы с тобой как бы творческой походкой сразу по двум мостам к сердцу родины моей. Люди нас приветствуют, а мы увлеченно беседуем о путях России. И тут на ступеньках мавзолея на нас бросается сзади наемный убийца. Падла выбрал самое сакральное место РФ! Только ты не ори раньше времени, я тебе отмашку дам. И вот, ба-бах, восемь выстрелов, ды-ды-ды, все в тебя как в одну копеечку. Люди на площади орут, я чудом укрываюсь, ты падаешь мне на руки, ай-ой, спасите, я тебя интенсивно спасаю, руки по локти в твоих кишках, вот так, вот так!»
«Стой! Не щипай меня, оставь. И отдай пуговицу. Первую тоже отдай. Почему это все пули в меня? И учти, Кисель, если от меня одни кишки, а ты цел, то рейтинг наберет моя программа, а не твоя, хотя мне уже до лампы».
«Ну ладно, ты не на смерть, только верхний слой. Я тебя спасу ценой, ну скажем, здоровья, тьфу-тьфу. Или давай сделаем два дубля. В одном пули в тебя, в другом в меня, или наоборот. Потом смонтируем. Чей драматичней – того в эфир. Смотрите, люди, враги русского народа осмелились напасть на самое святое, что у нас есть, на Киселева».
«Или на Соловьева, самого принципиального борца Великороссии. Стой, а стрелять точно будет холостыми? И что надеть под томатный соус? На мне все итальянское. А главное, кто киллер?»
«Чеченца наймем, долги простим, миллион заплатим, два аула подарим, 70 девственниц, все по прейскуранту».
«Нужен хохол!»
«Точно, на аулах сэкономим. А какой хохол – настоящий или прирученный? Скажем, долго притворялся Тарас, а потом не вынесла душа поэта, и сорвался. Все хохлы такие, подлый народишко, по себе знаю, в смысле у нас таких полно».
«Кто конкретно? Хорошо бы известного».
«Есть один на примете. Бесплатно не пойдет, это железно, но пятьдесят на пятьдесят уломается. Пятьдесят – за идею, пятьдесят в евро, то есть тысяч. Зовут забыл как. Писатель-фантаст, полный фантаст. Жирноват правда, лицо татарское, но фамилия на ко».
«Эх, хорошо бы еще и похороны. На Новодевичьем».
«В кремлевской стенке! Два миллиона провожающих. Оркестры рыдают, девственницы заламывают руки, такое горе».
«Ага, плач и месячный траур по всей стране. А мы над толпой в белых венчиках из роз».
«Стой, Соловей! Это уже гробы, что ли? Что-то мы не туда размечтались. Остановимся просто на выстрелах. И как убийцу вяжут. Я умею вязать. Остальные детали согласуем. Самое важное – составить четкий бизнес-план покушения. Чтоб не продешевить».
«С охраной мавзолея я договорюсь – говорят, у них нештатный пулемет еще от Чапая. Чужих экспромтов нам не надо!»
«Думаю, десяти камер хватит, одна со спутника. И еще! Путину ни слова, пусть старика сюрприз хватит».
«Великое шоу, великое! Главное, холостые патроны проверить. Знаю я этих фантастов».
«Ну, пока, Бом! Береги себя». – «До скорого, Бим! Не накаркай».